ARTIST


RUS/ ENG

ПРЕССА

Оторваться от стен

Музей-заповедник «Царицыно» в четвертый раз проводит триеннале текстильного искусства. В этом году выставка вышла за пределы музейных залов и проникла в парк.

Юлия Несис и ее ра­бо­та “Перекати-поле”.
Юлия Несис и ее работа «Перекати поле»

“Для нас это впер­вые, ду­маю, что ни­кто та­ко­го не де­лал”, — го­во­рит Оль­га До­ку­ча­е­ва, ку­ра­тор и ос­но­ва­тель три­ен­на­ле. По­се­ти­те­ли усадь­бы Ца­ри­цы­но ста­нут сви­де­те­ля­ми мас­штаб­ной ин­тер­вен­ции ху­до­же­ствен­но­го тек­сти­ля: на пер­вых трех вы­став­ках и ос­нов­ная, и со­пут­ству­ю­щие про­грам­мы про­хо­ди­ли в Хлеб­ном до­ме, сей­час же экс­по­на­ты зай­мут дво­рец, парк, пру­ды, ост­ро­ва, па­ви­льо­ны и да­же опу­стят­ся под землю.

Ра­бо­та Елены Юньковой “Море”

Тех, кто не сле­дит за раз­ви­ти­ем со­вре­мен­но­го го­бе­ле­на, вы­став­ка точ­но уди­вит. Она уди­ви­ла да­же та­ко­го зна­то­ка изящ­ных ис­кусств, как ар­хи­тек­тор Сер­гей Чо­бан, ко­то­рый стал од­ним из ее ку­ра­то­ров и вме­сте со сво­ей кол­ле­гой Алек­сан­дрой Шей­нер фор­ми­ро­вал экс­по­зи­цию. Чо­ба­ну, по его сло­вам, не бы­ло зна­ко­мо та­кое ка­че­ство, как мяг­кая скульп­тур­ность, он впер­вые с ним по­зна­ко­мил­ся лишь сей­час, ко­гда от­би­рал ра­бо­ты, пред­на­зна­чен­ные для экс­по­ни­ро­ва­ния в парке.

Объ­ект Beings (2003–8) фин­ской ху­дож­ни­цы Райи Йокинен


Со­вре­мен­ный го­бе­лен пы­та­ет­ся ото­рвать­ся от сте­ны и най­ти се­бе но­вое ме­сто — стать арт-объ­ек­том или про­сто ча­стью ланд­шаф­та. Те­ма чет­вер­той три­ен­на­ле — “В по­ис­ках про­стран­ства” — от­ра­жа­ет эти по­ис­ки, хо­тя сре­ди участ­ни­ков есть и ма­сте­ра, со­зда­ю­щие бо­лее тра­ди­ци­он­ные про­из­ве­де­ния. Стрем­ле­ние со­вре­мен­но­го тек­сти­ля най­ти се­бе но­вое ме­сто под солн­цем под­чер­ки­ва­ет и фор­ма по­ка­за ра­бот, остав­ших­ся в за­лах двор­ца. Шпа­лер­ную раз­вес­ку за­ме­ни­ла объ­ем­но-про­стран­ствен­ная ком­по­зи­ция, му­зей­ную сте­ну — лег­кие, про­зрач­ные ме­тал­ли­че­ские кон­струк­ции, ко­то­рые поз­во­ля­ют уви­деть го­бе­лен не толь­ко с ли­це­вой, но и с об­рат­ной сто­ро­ны. “Для ме­ня лич­но все­гда важ­но со­здать ми­зан­сце­ну, ко­то­рая бу­дет в наи­боль­шей сте­пе­ни рас­кры­вать про­из­ве­де­ние ис­кус­ства, — объ­яс­ня­ет Сер­гей Чо­бан. — Здесь нам хо­те­лось по­ка­зать тру­до­ем­кость, слож­ность про­цес­са, боль­шое ко­ли­че­ство тру­да, вло­жен­но­го в со­зда­ние этих про­из­ве­де­ний. Это са­мо по се­бе вы­зы­ва­ет огром­ный ин­те­рес и ува­же­ние к авторам”.

Источник: журнал AD, июль-август 2021

Матисс на заборной сетке, сотворение мира из пластика и прогулка в параллельных мирах IV Текстильная триеннале в «Царицыно»

Работа Юли Несис «Перекати поле»

Художница (кажется, в укор) сравнивает современного человека с перекати-полем. У него нет привязанностей к месту или людям, он часть механизма корпораций, одинокий и беспечный. Кажется, в новом мире это называется свободой выбора, так что предпочитаем видеть в инсталляции что-то свое, а не то, что пытается нам сказать Юлия.

Источник: www.the-village.ru

Art Newspaper Russia

Открылась восьмая по счету ярмарка современного искусства Cosmoscow

Лучшим стендом Cosmoscow 2020 был признан проект галереи JART. Галерею победительницу определяет специальное жюри - куратор, академик Российской Академии Художеств Леонид Бажанов, куратор центра современного искусства «Гараж» Екатерина Лазарева и советник по культуре посольства Швеции в России Мария Линд. Стенд галереи представляет превью выставки «Ча ща. Выставка в лесах».

Проект, куратором которого стал Андрей Ерофеев, исследует лес как важный феномен современной культуры. Стенд призван не только вдохновить публику на посещение выставки, но и привлечь внимание к проблеме хрупкости произведений искусства, которые погибнут после длительного пребывания под открытым небом».

Источник: Art Newspaper Russia/МОСКВА/11.09.2020

TACC

«ЧА ЩА. Выставка в лесах»

Галерея JART представляет масштабный проект лэнд-арта, исследующий лес как важный феномен культуры, в контексте изменений, которые принес 2020 год. На выставке будут показаны сайт-специфик обьекты, большая часть которых была создана специально для проекта ведущими российскими художниками.

Выставка обьединяет 42 обьекта 28 авторов по нескольким тематическим разделам: «Укрытия и убежища», «Места уединения», «Скрытая жизнь», «Лесной контекст», «Памятники прошлому».

Поиску пути посвящен «Лабиринт» Юли Несис. В центре обьекта стоит вышка, на которую можно забраться, чтобы увидеть свой путь. Другая работа художницы «Путь героев», где арт-обьекты похожи на гигантские яйца. Какие-то и них целы, из других кто-то уже «вылупился».

«Мне хотелось передать внутреннее состояние человека. Герои – это мы, участники происходящих событий. Кто-то никак не может выйти из своей скорлупы. А некоторые уже вышли, но не понимают кто они.»

Источник: ТАСС/МОСКВА/20.09.2020

Новости Культуры . Телеканал Культура

Юлия Курдюкова

(Начало с 21 минуты)

Куратор Андрей Ерофеев «Есть такой термин «объединенное художественное произведение». То есть, во-первых, когда каждая конкретная работа менее важна, чем весь ансамбль. Во-вторых, этот ансамбль работает вместе с контекстом, то есть он сделан специально для этого места».

Главная цель проекта — освободить современное искусство от галеристов, музейных кураторов, смотрителей, охранников. То есть открыть двери музеев и вынести экспонаты проветриться.

«Лабиринт» Юли Несис — пример того, как природа вмешалась в творение рук человеческих. Почти прозрачные стены – железная сетка – уже успели покрыться ржавчиной.

Эти инсталляции, по задумке авторов, должны навсегда вписаться в местный ландшафт и стать, с одной стороны, привычной достопримечательностью, с другой — отправной точкой для размышлений посетителей парка.

Источник: Телеканал Культура

КОММЕРСАНТъ

Объекты не столь удаленные

Лейтмотивом выставки стала тема убежища, и поначалу может показаться, что все парковые затеи и павильоны, отвешивая насмешливые поклоны эрмитажам и лабиринтам итальянского сада, говорят о нынешней пандемической реальности и не столько философском, сколько эпидемиологическом стремлении современного человека к уединению.

Группа «МишМаш» устанавливает «Шкалу безопасных расстояний» с лесом красных реек, напоминающим «Поле молний» Уолтера Де Марии, но оказывается, что рейки выстроились тут не ради парафраза классики ленд-арта, а на безопасной дистанции в полтора метра друг от друга. И вторая инсталляция «МишМаша», помесь готического собора и лабиринта, составленная из кладбищенских оградок, наводит на меланхолические размышления, каковым и полагалось предаваться в пейзажном парке. «Летний душ Александра», знаменитый объект из коллекции самодельной вещи Владимира Архипова, собранный из старых автобусных дверей, кажется приютом ковидного отшельника;

«Мебель в лесу» Павла Пепперштейна, гарнитур из книжного шкафа и кресла под огромным зонтиком-мухомором с какой-то древне-советской детской площадки, позволит этому анахорету с пользой для души провести сезон самоизоляции; «Марсий» Кирилла Асса удалился от греха подальше в деревянный гроб из тех, что служат зимним укрытием для мраморной садовой скульптуры; Александр Бродский выгораживает в лесу глухим забором «Сотку» — в мирные времена эта абсурдистская инсталляция воспринималась бы в критическом социально-архитектурном ключе, но сегодня наводит на мысль о сугубо практическом применении. Даже «Иконос» Валерия Кошлякова, гибрид иконного храмика, супрематического архитектона и деревенского нужника, и «Вертикаль–горизонталь» Франциско Инфанте и Нонны Горюновой, оплетающая стволы паутиной резиновых струн, выглядят потенциальными островками спасения.

Только встречающаяся на «Пути героев» Юлии Несис кладка гигантских гипсовых яиц, из которых недавно вылупились какие-то таинственные существа, обещает постэпидемическое обновление. У этого эскапистского лейтмотива два мотива, часто пересекающихся: институционально-критический и политический. С институционально-критическим все более или менее понятно: институции душат свободу художника по самым разным соображениям — частного вкуса, политкорректности, политический самоцензуры,— так что в эпизодических вылазках на лесной пленэр ему как будто бы должно быть вольготнее, чем в перманентной темнице «белого куба».

Источник: Коммерсантъ/МОСКВА/02.10.2020

Art Newspaper Russia

Милена Орлова, 22.09.2020

Андрей Ерофеев: «Уход в лес — это бегство от несвободы, от принуждения»

По поводу открытия проекта галереи JART «ЧА ЩА» на курорте «Пирогово» куратор Андрей Ерофеев рассказал нам о природно-художественном целом выставки, появлении нового искусства и связи с прошлыми арт-фестивалями на берегу Пироговского водохранилища.

Ваша выставка «ЧА ЩА» с работами 28 авторов (в их числе такие звезды, как Франциско Инфанте, Ирина Корина, Валерий Кошляков, Павел Пепперштейн) проходит на намоленном с точки зрения искусства месте. В начале 2000-х тут проходил фестиваль «Арт-Клязьма». Чувствуете ли вы эту связь?

Ну, таких историй немало. Прежде всего, есть «Архстояние», колоссальный фестиваль.Здесь, в Пирогове, было два фестиваля — «Мелиорация» и «Арт-Клязьма». На обоих я когда-то побывал, и действительно это были очень интересные события. «Мелиорация» — первый большой проект Жени Кикодзе; «Арт-Клязьму» делали Владимир Дубосарский и Ольга Лопухова. Это были значительно более крупные проекты, чем тот, что мы сейчас сделали, но интересно, что у нас участвуют некоторые из тех художников, которые были тогда. Это и Андрей Кузькин, и Илья Вознесенский из группы «Обледенение архитекторов» (мы даже думали восстановить их знаменитые «Леса в лесах», но не случилось). Это Александр Бродский, который когда-то тут, в Пирогове, поставил свой «Павильон для водочных церемоний». Он, к сожалению, не сохранился, зато с прошлых фестивалей осталась бетонная палатка Юрия Шабельникова.

Традиция художественных выездов за город у нас в самом деле довольно длинная — это и хеппенинги на природе группы «Движение», и Франциско Инфанте с Нонной Горюновой, и акции в полях группы «Коллективные действия». Но вы в своей статье к выставке «ЧА ЩА» утверждаете, что это эксперимент. А в чем ее экспериментальность?

В том, что это парк, а не выставка. Мы сделали парк. Это некое природно-художественное целое, в котором его составляющие менее важны, чем общий смысл. Поэтому здесь, например, нет этикеток — не потому, что это какой-то выпендреж куратора, а потому, что в парке не бывает этикеток. Ты должен воспринимать все эти павильоны, ощущать их как некие храмы, место для отдыха или размышлений. Это инструмент перенастройки твоего внимания, зрения, а то, что это кем-то сделано, остается на втором плане. Вначале была идея показать, как смотрится вещь в диком лесу и как она работает здесь, в лесу окультуренном.

Но поставить объекты в диком лесу у вас не получилось.

Зато момент парка больше проявился по сравнению с первоначальным замыслом, и появились, в отличие от плана (это произошло само собой), павильоны. «Лабиринт», например, — это типичный парковый павильон, который Юля Несис сделала на основе какого-то древнего плана. Такую же роль играют здесь «Летний душ Александра» Владимира Архипова, «Бельевая» группы «ХУ» («Художественное уединение»). То есть это классические парковые беседки, где можно присесть и подумать о жизни. Или спрятаться от дождя.

Вы упоминаете в статье современного французского ландшафтного дизайнера Жиля Клемана, преподавателя версальской школы пейзажистов, который пропагандирует, если можно так сказать, дикие парки. В Москве эта мода тоже появилась: кажется, что клумбы заросли сорняками, а это замысел дизайнера.

Да, в Версале есть ландшафтная школа, которая развивается и уже не учит по Ленотру, а учит наоборот. Остались, конечно, люди, которые изучают историческое наследие, но мы сейчас не об этом. Там есть такая теория, которая называется «тьер-пейзаж», то есть пейзаж третьего сословия. Не крестьянский огород и не аристократический парк, а некая природа, которая обслуживает всех и каждого, и при этом она не обработана дизайнером, а оставлена в своем настоящем виде, в том биоразнообразии, которое, собственно, утеряно. Жиль Клеман считает, что это все надо восстанавливать и есть такие участки, где тьер-пейзаж восстанавливается сам собой (например, мертвые зоны вокруг автострад или железных дорог). И в таком духе он стал делать парки в Париже. Сделал парк около Дефанса. Это потрясающе! Причем сделан он городом, и сами городские чиновники были в шоке, потому что Клеман проложил ржавые рельсы, как будто там трамвай ходил, и высадил всякие сухие кусты, травы — борщевики и всю эту дрянь, крапиву какую-то…

Лес для вас выглядит как бегство от неприглядной реальности?

Ну да, бегства от принуждения, от несвободы собственно. Конечно. От художественной несвободы тоже. Это распространенная метафора: уход в лес — это уход в красоту и в ужас одновременно. Это переход к какой-то альтернативной жизни, опасной и в то же время дарующей свободу. Такие ситуации связаны с желанием не выстраивать утопическую программу будущего, а вырастить ее в естественной жизни в других условиях. Эта метафора очень общая, но я вижу тут у нас конкретную вещь: как может появляться новое искусство среди микросообществ — людей, которые, как мне кажется, оставили основные нарративы, дезертировали, ушли на дачи, как Ира Корина, еще куда-то и занимаются там какими-то другими вещами.

Это связано и с пандемией и изоляцией?

Нет, мне кажется, просто совпало. Это давление того, что я назвал бы «персональным стилем». Узнаваемого стиля, который художник должен выдавать, а ему это уже обрыдло, но его вынуждают. В основном картины, потому что их покупают. Это важный момент, который заставляет художников бежать.

Мы находимся на территории закрытого курорта, где когда-то был общедоступный популярный советский санаторий, база отдыха. Получается противоречие: выставка провозглашает свободу, но при этом сама за забором. Выставка провозглашает свободу частной жизни, скрытой от глаз посторонних.

Да, в этом есть противоречие. И изначально у нас было много проектов, связанных с тем, чтобы сломать забор, сделать в нем проход. Но это по разным причинам не удалось. Реально, по тем проектам, которые появились здесь, оказалось, что существует любование закрытостью, что у нас возник культ забора. Вот, например, работа дуэта «МишМаш». Возвышается как готический собор, но собрана из кладбищенских оградок.

А что с нами не так? Почему многие люди, как только выезжают за город, на природу, первое, что строят, — это забор, который от них эту природу тут же закрывает?

Эта тема связана с появлением частной собственности у нас. Забор — знак частной собственности, закрытой от общества жизни. Это не просто забор — это эстетическая ценность, которую можно выставлять саму по себе. Вот у Бродского в «Сотке» это тоже есть. Мы видим только высокий забор, а что внутри — не знаем. В общем, это ценность. И кстати, этот французский архитектор предложил создавать парки, в которые нельзя было бы попасть совсем.

Источник: Art Newspaper Russia, 22.09.2020