Оторваться от стен
Музей-заповедник «Царицыно» в четвертый раз проводит триеннале текстильного искусства. В этом году выставка вышла за пределы музейных залов и проникла в парк.
“Для нас это впервые, думаю, что никто такого не делал”, — говорит Ольга Докучаева, куратор и основатель триеннале. Посетители усадьбы Царицыно станут свидетелями масштабной интервенции художественного текстиля: на первых трех выставках и основная, и сопутствующие программы проходили в Хлебном доме, сейчас же экспонаты займут дворец, парк, пруды, острова, павильоны и даже опустятся под землю.
Тех, кто не следит за развитием современного гобелена, выставка точно удивит. Она удивила даже такого знатока изящных искусств, как архитектор Сергей Чобан, который стал одним из ее кураторов и вместе со своей коллегой Александрой Шейнер формировал экспозицию. Чобану, по его словам, не было знакомо такое качество, как мягкая скульптурность, он впервые с ним познакомился лишь сейчас, когда отбирал работы, предназначенные для экспонирования в парке.
Современный гобелен пытается оторваться от стены и найти себе новое место — стать арт-объектом или просто частью ландшафта. Тема четвертой триеннале — “В поисках пространства” — отражает эти поиски, хотя среди участников есть и мастера, создающие более традиционные произведения. Стремление современного текстиля найти себе новое место под солнцем подчеркивает и форма показа работ, оставшихся в залах дворца. Шпалерную развеску заменила объемно-пространственная композиция, музейную стену — легкие, прозрачные металлические конструкции, которые позволяют увидеть гобелен не только с лицевой, но и с обратной стороны. “Для меня лично всегда важно создать мизансцену, которая будет в наибольшей степени раскрывать произведение искусства, — объясняет Сергей Чобан. — Здесь нам хотелось показать трудоемкость, сложность процесса, большое количество труда, вложенного в создание этих произведений. Это само по себе вызывает огромный интерес и уважение к авторам”.
Источник: журнал AD, июль-август 2021
Матисс на заборной сетке, сотворение мира из пластика и прогулка в параллельных мирах IV Текстильная триеннале в «Царицыно»
Художница (кажется, в укор) сравнивает современного человека с перекати-полем. У него нет привязанностей к месту или людям, он часть механизма корпораций, одинокий и беспечный. Кажется, в новом мире это называется свободой выбора, так что предпочитаем видеть в инсталляции что-то свое, а не то, что пытается нам сказать Юлия.
Источник: www.the-village.ru
Art Newspaper Russia
Открылась восьмая по счету ярмарка современного искусства Cosmoscow
Лучшим стендом Cosmoscow 2020 был признан проект галереи JART. Галерею победительницу определяет специальное жюри - куратор, академик Российской Академии Художеств Леонид Бажанов, куратор центра современного искусства «Гараж» Екатерина Лазарева и советник по культуре посольства Швеции в России Мария Линд. Стенд галереи представляет превью выставки «Ча ща. Выставка в лесах».
Проект, куратором которого стал Андрей Ерофеев, исследует лес как важный феномен современной культуры. Стенд призван не только вдохновить публику на посещение выставки, но и привлечь внимание к проблеме хрупкости произведений искусства, которые погибнут после длительного пребывания под открытым небом».
Источник: Art Newspaper Russia/МОСКВА/11.09.2020
TACC
«ЧА ЩА. Выставка в лесах»
Галерея JART представляет масштабный проект лэнд-арта, исследующий лес как важный феномен культуры, в контексте изменений, которые принес 2020 год. На выставке будут показаны сайт-специфик обьекты, большая часть которых была создана специально для проекта ведущими российскими художниками.
Выставка обьединяет 42 обьекта 28 авторов по нескольким тематическим разделам: «Укрытия и убежища», «Места уединения», «Скрытая жизнь», «Лесной контекст», «Памятники прошлому».
Поиску пути посвящен «Лабиринт» Юли Несис. В центре обьекта стоит вышка, на которую можно забраться, чтобы увидеть свой путь. Другая работа художницы «Путь героев», где арт-обьекты похожи на гигантские яйца. Какие-то и них целы, из других кто-то уже «вылупился».
«Мне хотелось передать внутреннее состояние человека. Герои – это мы, участники происходящих событий. Кто-то никак не может выйти из своей скорлупы. А некоторые уже вышли, но не понимают кто они.»
Источник: ТАСС/МОСКВА/20.09.2020
Новости Культуры . Телеканал Культура
Юлия Курдюкова
(Начало с 21 минуты)
Куратор Андрей Ерофеев «Есть такой термин «объединенное художественное произведение». То есть, во-первых, когда каждая конкретная работа менее важна, чем весь ансамбль. Во-вторых, этот ансамбль работает вместе с контекстом, то есть он сделан специально для этого места».
Главная цель проекта — освободить современное искусство от галеристов, музейных кураторов, смотрителей, охранников. То есть открыть двери музеев и вынести экспонаты проветриться.
«Лабиринт» Юли Несис — пример того, как природа вмешалась в творение рук человеческих. Почти прозрачные стены – железная сетка – уже успели покрыться ржавчиной.
Эти инсталляции, по задумке авторов, должны навсегда вписаться в местный ландшафт и стать, с одной стороны, привычной достопримечательностью, с другой — отправной точкой для размышлений посетителей парка.
КОММЕРСАНТъ
Объекты не столь удаленные
Лейтмотивом выставки стала тема убежища, и поначалу может показаться, что все парковые затеи и павильоны, отвешивая насмешливые поклоны эрмитажам и лабиринтам итальянского сада, говорят о нынешней пандемической реальности и не столько философском, сколько эпидемиологическом стремлении современного человека к уединению.
Группа «МишМаш» устанавливает «Шкалу безопасных расстояний» с лесом красных реек, напоминающим «Поле молний» Уолтера Де Марии, но оказывается, что рейки выстроились тут не ради парафраза классики ленд-арта, а на безопасной дистанции в полтора метра друг от друга. И вторая инсталляция «МишМаша», помесь готического собора и лабиринта, составленная из кладбищенских оградок, наводит на меланхолические размышления, каковым и полагалось предаваться в пейзажном парке. «Летний душ Александра», знаменитый объект из коллекции самодельной вещи Владимира Архипова, собранный из старых автобусных дверей, кажется приютом ковидного отшельника;
«Мебель в лесу» Павла Пепперштейна, гарнитур из книжного шкафа и кресла под огромным зонтиком-мухомором с какой-то древне-советской детской площадки, позволит этому анахорету с пользой для души провести сезон самоизоляции; «Марсий» Кирилла Асса удалился от греха подальше в деревянный гроб из тех, что служат зимним укрытием для мраморной садовой скульптуры; Александр Бродский выгораживает в лесу глухим забором «Сотку» — в мирные времена эта абсурдистская инсталляция воспринималась бы в критическом социально-архитектурном ключе, но сегодня наводит на мысль о сугубо практическом применении. Даже «Иконос» Валерия Кошлякова, гибрид иконного храмика, супрематического архитектона и деревенского нужника, и «Вертикаль–горизонталь» Франциско Инфанте и Нонны Горюновой, оплетающая стволы паутиной резиновых струн, выглядят потенциальными островками спасения.
Только встречающаяся на «Пути героев» Юлии Несис кладка гигантских гипсовых яиц, из которых недавно вылупились какие-то таинственные существа, обещает постэпидемическое обновление. У этого эскапистского лейтмотива два мотива, часто пересекающихся: институционально-критический и политический. С институционально-критическим все более или менее понятно: институции душат свободу художника по самым разным соображениям — частного вкуса, политкорректности, политический самоцензуры,— так что в эпизодических вылазках на лесной пленэр ему как будто бы должно быть вольготнее, чем в перманентной темнице «белого куба».
Источник: Коммерсантъ/МОСКВА/02.10.2020
Art Newspaper Russia
Милена Орлова, 22.09.2020
Андрей Ерофеев: «Уход в лес — это бегство от несвободы, от принуждения»
По поводу открытия проекта галереи JART «ЧА ЩА» на курорте «Пирогово» куратор Андрей Ерофеев рассказал нам о природно-художественном целом выставки, появлении нового искусства и связи с прошлыми арт-фестивалями на берегу Пироговского водохранилища.
Ваша выставка «ЧА ЩА» с работами 28 авторов (в их числе такие звезды, как Франциско Инфанте, Ирина Корина, Валерий Кошляков, Павел Пепперштейн) проходит на намоленном с точки зрения искусства месте. В начале 2000-х тут проходил фестиваль «Арт-Клязьма». Чувствуете ли вы эту связь?
Ну, таких историй немало. Прежде всего, есть «Архстояние», колоссальный фестиваль.Здесь, в Пирогове, было два фестиваля — «Мелиорация» и «Арт-Клязьма». На обоих я когда-то побывал, и действительно это были очень интересные события. «Мелиорация» — первый большой проект Жени Кикодзе; «Арт-Клязьму» делали Владимир Дубосарский и Ольга Лопухова. Это были значительно более крупные проекты, чем тот, что мы сейчас сделали, но интересно, что у нас участвуют некоторые из тех художников, которые были тогда. Это и Андрей Кузькин, и Илья Вознесенский из группы «Обледенение архитекторов» (мы даже думали восстановить их знаменитые «Леса в лесах», но не случилось). Это Александр Бродский, который когда-то тут, в Пирогове, поставил свой «Павильон для водочных церемоний». Он, к сожалению, не сохранился, зато с прошлых фестивалей осталась бетонная палатка Юрия Шабельникова.
Традиция художественных выездов за город у нас в самом деле довольно длинная — это и хеппенинги на природе группы «Движение», и Франциско Инфанте с Нонной Горюновой, и акции в полях группы «Коллективные действия». Но вы в своей статье к выставке «ЧА ЩА» утверждаете, что это эксперимент. А в чем ее экспериментальность?
В том, что это парк, а не выставка. Мы сделали парк. Это некое природно-художественное целое, в котором его составляющие менее важны, чем общий смысл. Поэтому здесь, например, нет этикеток — не потому, что это какой-то выпендреж куратора, а потому, что в парке не бывает этикеток. Ты должен воспринимать все эти павильоны, ощущать их как некие храмы, место для отдыха или размышлений. Это инструмент перенастройки твоего внимания, зрения, а то, что это кем-то сделано, остается на втором плане. Вначале была идея показать, как смотрится вещь в диком лесу и как она работает здесь, в лесу окультуренном.
Но поставить объекты в диком лесу у вас не получилось.
Зато момент парка больше проявился по сравнению с первоначальным замыслом, и появились, в отличие от плана (это произошло само собой), павильоны. «Лабиринт», например, — это типичный парковый павильон, который Юля Несис сделала на основе какого-то древнего плана. Такую же роль играют здесь «Летний душ Александра» Владимира Архипова, «Бельевая» группы «ХУ» («Художественное уединение»). То есть это классические парковые беседки, где можно присесть и подумать о жизни. Или спрятаться от дождя.
Вы упоминаете в статье современного французского ландшафтного дизайнера Жиля Клемана, преподавателя версальской школы пейзажистов, который пропагандирует, если можно так сказать, дикие парки. В Москве эта мода тоже появилась: кажется, что клумбы заросли сорняками, а это замысел дизайнера.
Да, в Версале есть ландшафтная школа, которая развивается и уже не учит по Ленотру, а учит наоборот. Остались, конечно, люди, которые изучают историческое наследие, но мы сейчас не об этом. Там есть такая теория, которая называется «тьер-пейзаж», то есть пейзаж третьего сословия. Не крестьянский огород и не аристократический парк, а некая природа, которая обслуживает всех и каждого, и при этом она не обработана дизайнером, а оставлена в своем настоящем виде, в том биоразнообразии, которое, собственно, утеряно. Жиль Клеман считает, что это все надо восстанавливать и есть такие участки, где тьер-пейзаж восстанавливается сам собой (например, мертвые зоны вокруг автострад или железных дорог). И в таком духе он стал делать парки в Париже. Сделал парк около Дефанса. Это потрясающе! Причем сделан он городом, и сами городские чиновники были в шоке, потому что Клеман проложил ржавые рельсы, как будто там трамвай ходил, и высадил всякие сухие кусты, травы — борщевики и всю эту дрянь, крапиву какую-то…
Лес для вас выглядит как бегство от неприглядной реальности?
Ну да, бегства от принуждения, от несвободы собственно. Конечно. От художественной несвободы тоже. Это распространенная метафора: уход в лес — это уход в красоту и в ужас одновременно. Это переход к какой-то альтернативной жизни, опасной и в то же время дарующей свободу. Такие ситуации связаны с желанием не выстраивать утопическую программу будущего, а вырастить ее в естественной жизни в других условиях. Эта метафора очень общая, но я вижу тут у нас конкретную вещь: как может появляться новое искусство среди микросообществ — людей, которые, как мне кажется, оставили основные нарративы, дезертировали, ушли на дачи, как Ира Корина, еще куда-то и занимаются там какими-то другими вещами.
Это связано и с пандемией и изоляцией?
Нет, мне кажется, просто совпало. Это давление того, что я назвал бы «персональным стилем». Узнаваемого стиля, который художник должен выдавать, а ему это уже обрыдло, но его вынуждают. В основном картины, потому что их покупают. Это важный момент, который заставляет художников бежать.
Мы находимся на территории закрытого курорта, где когда-то был общедоступный популярный советский санаторий, база отдыха. Получается противоречие: выставка провозглашает свободу, но при этом сама за забором. Выставка провозглашает свободу частной жизни, скрытой от глаз посторонних.
Да, в этом есть противоречие. И изначально у нас было много проектов, связанных с тем, чтобы сломать забор, сделать в нем проход. Но это по разным причинам не удалось. Реально, по тем проектам, которые появились здесь, оказалось, что существует любование закрытостью, что у нас возник культ забора. Вот, например, работа дуэта «МишМаш». Возвышается как готический собор, но собрана из кладбищенских оградок.
А что с нами не так? Почему многие люди, как только выезжают за город, на природу, первое, что строят, — это забор, который от них эту природу тут же закрывает?
Эта тема связана с появлением частной собственности у нас. Забор — знак частной собственности, закрытой от общества жизни. Это не просто забор — это эстетическая ценность, которую можно выставлять саму по себе. Вот у Бродского в «Сотке» это тоже есть. Мы видим только высокий забор, а что внутри — не знаем. В общем, это ценность. И кстати, этот французский архитектор предложил создавать парки, в которые нельзя было бы попасть совсем.